Я всегда думала, что после смерти ничего нет. Примерно так, как если выдернуть из розетки шнур от телевизора. Изображение быстро фокусируется в одной точке и пропадает. А «ящик» стоит потом нелепым куском дерева. И уж в чём я совсем не сомневалась, так это в том, что потом больше уже не будет никаких проблем, тревог или переживаний. Каково было моё удивление, что хоть тревоги ушедшей жизни действительно и оставили нас, но жизнь, как это ни странно звучит, продолжалась. Может, это была и не жизнь, но мы хотя бы не исчезли. Мы были. Нас не раскидало в разные стороны. Мы по-прежнему были вместе.

Место нашего нового пребывания было похоже на привокзальную площадь любого российского провинциального городка. Всё вокруг было как-то условно. Даже описывать нечего. Серый пыльный асфальт. Урны. Кто-то промахнулся с мусором. Ничего лишнего. Или. Всё только самое необходимое. Если бы мы находились сейчас в театре, можно было бы сказать, что было минимум декораций. Специально ли или у режиссёра-постановщика не было денег – неизвестно. Наверное, специально. Ведь материальный мир, мир физический нас уже не волновал. На что тут удобства. Если только самую малость. Мы шли и продолжали тащить с собой свои чемоданы. Жажды не было, голода не было, а вот усталость была. Я шла и искала глазами какую-нибудь скамейку. Всё внутри меня бунтовало против местного минимализма. Минимализм навевал тоску. Была бы Богом я, я бы быстренько организовала здесь город своего детства. Вновь прибывшие имели бы возможность побродить, а побродив, наткнуться на «Дом бытовых услуг» из силикатного кирпича или на «Дом политического просвещения обкома КПСС» из стекла и бетона. Совершенно точно я бы создала здесь один магазин «Охотник», один магазин «Спорттовары» и далее по списку: «Фототовары», универсам, аптека, кооперативный магазин «Колбасы», автотресты с только им понятными названиями «Союзявтрансе» и «Уполшинязагодневышелизтранса». Творить так творить! И пускай у меня уйдёт больше семи дней. Один памятник Ленину. Школа, в которой притаились пионеры — призёры операции «Миллион Родине». Лучше возле школы не ходить. А то завалят вас – если повезёт – макулатурой, не повезёт – металлоломом, задушат энтузиазмом. И дома. Коробки девятиэтажек. Много-много балконов, с балконов торчат лыжи и всякий, оставшийся с зимы, хлам. Не в Париже я родилась, не в Париже… Не знаю сколько времени прошло и было ли здесь время. Мои ноги уже начали заплетаться, но болтанка в голове не ослабевала. Своеобразная защитная реакция на незнакомые ситуации. Хорошо, что всё это я проделывала только в своей голове, вслух никогда. Ни один бы муж не выдержал бы этого. Э-э-э, на чём я остановилась? Была бы я Богом, создала бы я лучше здесь город своей мечты… Одна Эйфелева Башня, один Собор Парижской Богоматери…

Мы шли и тащили с собой свои чемоданы. У мужа был маленький. Он шёл как бы налегке. А у меня большой. Оно и понятно. Мы собирались на курорт. Вот я и набрала нарядов. Потом оказалось, что вещи в чемоданах были наши грехи. Но это было потом. А пока мы ничего не знали. То и дело из моего чемодана вываливались вещи. То жёлтенькие брючки в полосочку, то красная юбочка в цветочек. Я без конца отставала. В конце концов мужу всё это надоело. И со словами  — дорогая, послушай, мы хоть и умерли, но я по-прежнему твой муж и люблю тебя — он взял мой чемодан, взвалил его на себя и понёс. Ему не трудно было нести мои грехи.

Я очень люблю своего мужа. Даже после нашей смерти он умудряется быть рыцарем, любит меня и заботится обо мне. Мы шли вдоль длиннющей очереди, нескончаемой цепочки людей. Все они стояли, чтобы потом зайти в одну неприметную, но, видимо, очень важную дверь. В эту дверь люди только входили. Но никогда никто не выходил. Когда дверь приоткрывалась, всех на секунду ослепляло белым светом. Должны были стоять и мы. За дверью, наверное, был Бог, который воздаст нам за наши грехи. Неприятно, наверное, будет. Память услужливо подобрала картинку: я в панамке, мне будут делать прививку. Нет, будет ещё хуже. Снова картинка: я испачкалась, мама оттирает меня носовым платком со своими слюнями. Нет, должно быть ещё хуже. И снова картинка: университет, исторический факультет, семинар по историографии, перед всеми препод говорит, что я дура. Только один студент заступается за меня. Андрюша, я тебя никогда не забуду!

Очередь была бесконечной. Люди в ней стояли в той одежде и с теми вещами, с которыми их настигла смерть. Это мне муж сказал, он очень догадливый. Чтобы хоть как-то развлечься и унять мои нервы, потому что муж держался со спокойным достоинством и в поддержке нуждалась только я одна, мы стали играть в игру – кто правдивее и более красочно отгадает и расскажет о последних минутах того или иного человека из очереди. В поисках персонажа поинтересней, выхватывая глазами из цепочки кого-нибудь, на ком моя бурная фантазия могла бы проявиться во всей своей красе, я чуть не упала от удивления, когда увидела в этой очереди своего одноклассника – Константина Радецкого. Я долгие школьные годы была тайно в него влюблена. Но он не отвечал мне взаимностью. После выпускного бала ответил. Я была на седьмом небе. Но его взаимность длилась всего лишь одну ночь. Потом началось какое-то нескончаемое враньё с его стороны. Почему бы просто не сказать как есть? Ну НЕТ! Это не по-мужски. По-мужски – это лечь на дно, пропасть совсем. Не подавать никаких признаков жизни. Придумай себе что-нибудь сама, дорогая. Вдруг придется «всплывать». А всплывать точно придётся. Всплывала я жестоко… Как в моей любимой рекламе: бассейн с пираньями: самоубийство или экстрим? Шоу с речными монстрами. Ну да ладно. Сейчас это уже не важно. Оглядела я Константина внимательно. Из-за чего я тогда так убивалась? Видимо, это чисто русское – создать проблему, выжрать бутылку водки, чтобы попытаться разобраться, набить морду, ещё больше всё запутать. Закон сохранения хаоса. Случайная цепь событий рождает закономерность. Расцарапала я тогда его официальной невесте всё лицо. Потом сидела дома в тоске, злилась на весь белый свет. А он в ответ на меня. Так и жила с год беспросветно. Видимо, умер Константин на рыбалке. Потому что на нём была какая-то старая летняя панама и удочка в руках. Вид образцового дачника. Вдруг ко мне пришла гениальная идея. А что если воспользоваться знакомством? Костя стоял гораздо ближе, чем мы, к нужной всем двери. Может, предложит встать рядом? Глядишь, и сократили бы мы это бесконечное стояние. Не предложил… Более того. Демонстративно отвёл глаза. Мне вдруг стало так обидно! Даже после смерти дуется! Ну что за человек такой! Даже на том свете всё не по-людски. Целоваться я бы не полезла. Постояли б рядом, да и всё. Я расстроилась. Муж, увидев, что я расстроилась, сказал, что будет стоять в очереди один, а я чтоб садилась на скамеечку, отдыхала, а он потом меня позовёт.

Я сидела и душа моя изнывала от неизвестности и безысходности. Что скажу я Богу? О чём он спросит меня? Я обычная женщина, с обычной женской судьбой. Не сказать, чтоб уж очень я хорошая, но и не плохая. Замужем была два раза. Первый раз неудачно. От первого мужа осталось странное отношение к мужчинам, как к младенцам, ты его очень любишь, но всё-таки очень хочется, чтоб поскорей уснул. А вот во втором браке мне повезло. Но во втором браке я страшно согрешила. Сделала аборт. Муж послал. Вернее, тогда мы ещё были жених и невеста, ещё притирались друг к другу. Вообще не было ясно, будем ли вместе жить. Без поддержки семьи, без денег, в чужой стране я просто струсила. Ещё всё время держалась какая-то подленькая низенькая температурка, вирус неизвестного происхождения. И врач сказала, что если уж и рожать детей наперекор всем, то здоровых, а в моём случае она за здоровье малыша не ручается. И не пустила я на порог моего дорогого, любимого мальчика ( я просто уверена, что был бы мальчик), выставила его за дверь в лютую зимнюю стужу (так мне представляется, когда напьюсь). Ничем не вынуть из себя это чувство вины. Сколько бы детей потом ни родила, всё равно остаётся чувство, что мог бы быть ещё один.

Сижу я так, казнюсь и вижу, что на другой краешек скамеечки присела женщина. Полная женщина с чёрными волосами. Женщина посмотрела на меня без особого желания и совершенно без эмоций сказала: «Знаю о чём думаешь. Как бы оно ни было, а всё здесь будет по справедливости. Твой муж ведь уже взял себе твой чемодан. И не убивайся ты так за своего мальчика. Тот мальчик, который родился потом, он тот самый мальчик и есть, просто ему пришлось немножко подождать, он как бы пропустил ход, он родился, но только попозже. Господь милостив. Верь. Он всех простит…

автор Ирина Лебедева